Самым смешным в ситуации было то, что Ковалёв не был музыко- или там театроненавистником. Более того, он был большим поклонником Высоцкого, с удовольствием слушал некоторые отечественные рок-группы и ретро, а бывая в Москве или в Питере, никогда не упускал возможности сходить на оперетту. Да и на балет ходил иногда, хотя и редко, под настроение. Вот безголосую попсу — да, не любил, но это уже, как говорится, вопросы личных пристрастий. В конце концов, он и оперу не любил, так что с того? Однако, объясняя дочери свою позицию, душой он не кривил, адмирал действительно относился к богеме любого уровня как к обслуживающему персоналу, и его мнение логики лишено не было. Другое дело, что до дочери эту мысль он пока что донести не сумел — дети, вне зависимости от возраста, мыслят чуточку другими категориями, и оставалось надеяться на классическое «вырастет — поумнеет».
Словом, после длительной перепалки конфликт разрешился так, как и положено решаться конфликту отцов и детей. То есть обе стороны остались при своем мнении, но одна из них пригрозила взять ремень, а вторая разрыдалась и убежала в свою комнату.
Ковалёв философски пожал плечами и отправился в кабинет, ему надо было поработать. Если бы он знал, чем кончится вечер и чем это для него обернётся, он, конечно, сделал бы всё иначе, но, увы, даром предвидения адмирал не обладал, хреновой он был Кассандрой.
Впрочем, в тот вечер ему действительно было не до мелких, как он считал, разногласий с дочерью, дел навалилось, что называется, по самое не балуйся. Во-первых, вышел на связь Шурманов. Доложил обстановку, которая, впрочем, мало изменилась, — имперский флот, наложив мягкую, но тяжёлую лапу на довольно обширные территории, выполнял в отсутствие главнокомандующего типично полицейские функции — наводил порядок и призывал сепаратистов к спокойствию путём длительной ссылки на урановые рудники активистов и пожизненной ссылки туда же невменяемых. Опять появлялись адеры, но пара их лёгких кораблей была почти сразу перехвачена имперскими крейсерами и расстреляна — пленные и трофеи Ковалёву сейчас были не нужны, имперцы и так получили кучу информации от пленных, захваченных в предыдущем рейде, и до сих пор не могли её полноценно переварить. Ещё Шурманов жаловался на Шерра — эта парочка и так друг друга не слишком любила, а после того, как Ковалёв, взяв доктора за грудки, популярно объяснил ему своё мнение о перспективах дальнейшего использования пси-блокировки, и вовсе цапалась каждый день. Шерр тогда вынужден был под давлением превосходящих сил противника (в лице Ковалёва) и угрозой расправы (адмирал сунул ему под нос кулак впечатляющих размеров) заняться срочным изменением параметров блокировки. В результате общий эффект, конечно, был положительным, но пиетета перед Шерром земляне стали испытывать намного меньше, что доктору не совсем нравилось. Вот и сейчас Шурманов пожаловался на то, что Шерр лезет куда не просят и даёт кучу никому не нужных и совершенно дурацких ЦУ. Словом, всё как всегда.
Примерно через час на связь вышел Шерр. Доложил о том же самом и пожаловался на Шурманова, что тот оспаривает приказы вышестоящего начальства (его, Шерра, то есть) и хамит периодически. Опять же, как всегда, Ковалёву эта каждодневная грызня уже начинала надоедать, но, с другой стороны, в таком положении вещей была и своя выгода, поэтому всё пока оставалось как есть. Да и вызывало у него это скорее улыбку, чем злость — поневоле вспоминал, как сам собачился с Сотниковым. Всё еще собачился, кстати…
Потом пришёл вызов с базы — ремонт «Громовой звезды» затягивался минимум на неделю. В чашечном отражателе одного из маневровых двигателей обнаружилась солидная трещина. Что послужило причиной, неясно: то ли сотрясения во время стрельбы и манёвров, то ли плохое качество материала, но факт оставался фактом — отражатель надо было менять, а для этого необходимо было разобрать практически весь двигатель. А потом, соответственно, собрать его обратно и полностью оттестировать, что тоже занимает определённое время. Ковалёву оставалось лишь выругаться сквозь зубы — никто ведь в принципе не виноват в случившемся. Более того, если бы не расторопность механиков, то двигатель мог бы и взорваться при манёвре, да и обычный отказ техники во время, скажем, боя тоже не фунт изюму. Так что оставалось только отписать главному механику письмо с требованием форсировать работы — и на этом всё, больше тут ничего придумать не получалось. Правда, можно было и самому слетать на базу и дать всем трендюлей за нерасторопность, да что толку-то, всё равно быстрее дело не пойдёт, механики и так в три смены пашут.
Потом Ковалёв разгребался с земными делами — тут всё было куда более запутано. Бизнес, однако, а Ковалёв совершенно не был к нему приспособлен. Впрочем, зря он, что ли, платил целой команде профессионалов? Большая часть вопросов была уже практически решена, и бумаги требовали только его, Ковалёва, подписей. Вот он и ставил их, ругаясь сквозь зубы — писать он не любил, очень уж почерк имел плохой, поэтому предпочитал клавиатуру компьютера. В результате Ковалёв совсем отвык от писанины, и почти сразу у него заболел палец, намятый авторучкой. Впрочем, были и дела, требующие его личного решения, так что просидел Ковалёв почти до двух часов ночи, после чего плюнул на всё и со словами «я вам что, не человек?» завалился спать.
Утром его ждал небольшой сюрприз — к завтраку дочь не вышла. Впрочем, сюрприз действительно был из разряда мелких, потому как поспать она любила не хуже отца. Ковалёв с матерью не так давно даже посмеялись над этим, но будить ребёнка не стали. Не стал Ковалёв будить её и сейчас, тем более что мать Ковалёва вчера улетела на Дальний Восток, Долину гейзеров посмотреть. Давно хотела, вот и собралась наконец. В общем, правильно — если есть возможность, надо ею пользоваться.
Вот и Ковалёв воспользовался возможностью тихо и спокойно доделать дела, не сделанные с вечера. Как говорится, в тишине и покое, когда никто над ухом не нудит и не стонет. Однако, когда дочь не вышла и к обеду, Ковалёв удивился — поесть девочка тоже любила, и здесь она тоже пошла в отца, тем более что лишние килограммы ей пока что не грозили. Поэтому адмирал вздохнул и отправился выяснять, с чего это она так игнорирует пищу. Может, голодовку объявила? В знак, так сказать, протеста против родительского произвола. Или, может, животом мается…
Однако в комнате дочери Ковалёва ждал новый сюрприз — её там не было. Тут уж адмирал взволновался не на шутку и предпринял короткое, но эффективное расследование. В результате выяснилось, что примерно в четыре часа утра девушка покинула дом и удалилась в направлении дороги. Автоматика зафиксировала это, однако так как настройки систем защиты дома были направлены исключительно против вторжения извне и не имели приказов по поводу тех, кто желал его покинуть, то и мер никаких принято не было.
Да, весело… Сбежала девочка. Похоже, в решениях она была резкая, как понос, — вся в мать. Ковалёву оставалось лишь удручённо помотать головой. Дальше, конечно, по поводу её местонахождения можно было строить различные догадки, но что-то подсказывало адмиралу, что его дочь просто плюнула на запреты и решила поехать на концерт самостоятельно. Машину брать не стала — во-первых, не смогла бы завести, а во-вторых, водила паршиво. Ну и поступила вполне логично, поехала автостопом, благо недалеко, а трасса весьма оживлённая даже ночью. Оставалось только проверить, насколько правильны предположения, чем Ковалёв незамедлительно и занялся.
Сразу по приезде дочери он предпринял некоторые меры предосторожности, так, на всякий случай. Одной из таких мер было незаметное вживление под кожу девочки маяка, благо был он совсем маленький, меньше полумиллиметра в диаметре. Этакое чудо инопланетной техники, которым снабжался любой имперский военнослужащий. Датчик подавал очень узкий по частоте, но в то же время достаточно мощный сигнал, указывающий на местонахождение его носителя. Ну и передавал биометрию заодно — тоже на всякий случай. Мощность сигнала была как раз достаточной для того, чтобы его было несложно отследить при помощи самого примитивного спутника, а уж чего-чего, спутников на орбите Ковалёв подвесил предостаточно, благо размеры их были ничтожны и земными средствами наблюдения они не обнаруживались в принципе.